| |
|
|
|
| |
| № 5, 2004: Раздел 7. Сбалансированное и экологически безопасное развитие |
<< Содержание номера
<< Архив
[RUS] / [ENG]Раздел 7. Сбалансированное и экологически безопасное развитие
Т. И. Герасименко. Идентификация Российского культурного пространства как основа выбора путей модернизации общества
Выявить место России среди макрорегионов мира, определить ее принадлежность к той или иной цивилизации – не только важная теоретическая задача. Она имеет также большую практическую значимость в связи с далеко идущими геополитическими выводами и тесно связана с необходимостью выбора путей модернизации общества. Несомненно, геостратегия и геополитика государства должны определяться в соответствии с его национальными интересами. А они связаны с выбором оптимальной модели развития общества, что в преддверии новых процессов и перемен, происходящих в мире в период глобализации и передела сфер влияния, в конечном итоге повлияет не только на роль страны в мировой политике, но и на уровень, качество и образ жизни ее населения. Национальные интересы в первую очередь обусловлены интересами населения страны, которые должны стать приоритетными при выборе тех или иных решений. В конечном счете, по выражению С. М. Мягкова, «речь идет о жизнеспособности этноса и государства (т. к. этнос (этносы) – основной субъект государственности), о его выживании» [1. С. 8].
К написанию данной статьи автора подтолкнули появившиеся многочисленные публикации, в том числе и географические, где предпринимаются попытки идентифицировать Россию с той или иной цивилизацией. При этом используются разные критерии, зачастую субъективные, и в результате авторы приходят к противоположным выводам. Принципиальные расхождения во взглядах предполагают разные модели модернизации и развития страны. Современная Россия переживает период, когда от выбора пути зависит ее дальнейшая судьба. Наиболее бурные споры происходят между «западниками» и «евразийцами», представляющими полярные точки зрения. «Западники» (например [2]) обвиняют «евразийцев» в реверансе в сторону Азии и антизападной позиции, а также выражают сепаратистские либо предсепаратистские взгляды, предлагая, по сути дела, смириться с неизбежной, по их мнению, утратой Россией ряда ее территорий.
Евразийцы, концепция которых стала вновь популярной в последние годы и имеет как своих сторонников, так и многочисленных противников, доказывают единство российского (в широком понимании) пространства. Евразийцы в свое время выделили в ойкумене Европу, Азию и Евразию. По их мнению, Евразия объединена «месторазвитием» – пространством, представляющим по сути дела природно-территориальный комплекс, наполненным взаимодействующим культурным содержанием, объединенным внутренними системными связями. От других миров Евразия отделена, выражаясь современным языком, фронтирами. Эти миры – Китай, Центральная Азия, Западная Европа – принципиально иные и не комплиментарны Евразийскому миру, хотя и взаимодействуют с ним.
Ряд авторов выделяют уникальную российскую цивилизацию как особую самодостаточную сущность, не относящуюся ни к Европе, ни к Азии, ни к Евразии [3]. Они считают, что модернизация России должна проходить на основе выявления закономерностей тысячелетнего исторического развития и выработки собственной идеологии, а также селективного использования мирового опыта. Однако эта точка зрения только на первый взгляд кажется оригинальной. По большому счету, она сходна со взглядами евразийцев, но имеет в виду более компактное российское пространство.
По-прежнему активны русофилы и славянофилы, точка зрения которых предполагает в качестве места для русской (славянской) России своеобразное гетто. По меньшей мере неуместными выглядят попытки лоббирования доминантной культуры, что приведет к ухудшению социально-политической обстановки и межэтнических отношений. На самом деле Российская цивилизация мультикультурна, русский народ полиэтничен, а российские этносы имеют много общих культурных черт, сформировавшихся под влиянием вмещающих ландшафтов и единства исторических судеб, что как раз убедительно доказывает концепция евразийцев.
Так или иначе, большинство авторов полагают, что Россия представляет собой особый, уникальный культурный мир. Его идентифицируют по-разному: от мира – России, реально представляющего гораздо меньшую территорию, чем наше государство сегодня, до Евразии в широком смысле (включая бывшие союзные республики и Монголию). Многие исследователи отмечают самобытность и особость российской культуры [4, 5, 6, 7]. Например, С. В. Кайманов [3] на основе анализа огромного теоретического материала приводит фундаментальные элементы российской цивилизации, к которым относятся общинность, соборность, государственность (державность), приоритет духовно-нравственных начал, необходимость высокой цели, сверхидеи. По его мнению, переход к следующему этапу технократического развития – новой рыночной оболочке – может происходить только в рамках сущностных основ нашей цивилизационной модели.
Многие политологи и социологи указывают на отличия российской модели общественного устройства от западной, или англосаксонской. Так, М. Чернов, учитывая мнения ряда аналитиков, отмечает, что российское общество не приемлет конкуренцию и считает ее негативным явлением, которое «будит низменные инстинкты» и не приводит к улучшению качества продукции, а порождает одну из двух моделей поведения – «жесткую агрессию или саботаж». Кроме того, российская общественная модель основана на доминировании общего интереса, когда задачи населению «спускаются сверху». В западной традиции превыше всего ценится личная позиция, индивид «...не несет никаких "обязательств" ни перед обществом, ни перед своими предками». «...В российской системе человек соотносит себя с некоей внешней системой ценностей и поэтому более устойчив...» И, наконец, западная модель претендует на тотальное господство. «Все покоренные англосаксами народы обязаны принимать цивилизационный мейнстрим и правила поведения. Иначе возможен вариант тотального уничтожения, как это произошло с 200-миллионным индейским населением Северной Америки. Российская цивилизационная модель, напротив, предполагает сохранение разнообразия, когда все народы имеют право жить по-своему» [8].
С точки зрения географии этот философский вопрос – вопрос культурно-географического районирования и выявления места России в системе крупных макрорегионов мира. Нет сомнения, что мировое культурное пространство дифференцировано. Дифференциация происходила под воздействием разных факторов, важнейшими из которых являются географическое положение, природная основа – ландшафты – и исторические судьбы регионов. Задача сводится к идентификации и разграничению культурных районов. В связи с вышесказанным возникает вопрос о методике районирования. Алгоритм этого процесса в общем виде понятен. Первоначально необходимо вычленить параметры, которые являются индикаторами культуры (цивилизации), далее на основе анализа соответствующих характеристик выделить ядра геокультурного пространства и, наконец, уточнить границы макрорегионов. Однако проблема заключается в том, что уже на первом этапе – при определении критериев районирования – возникают значительные расхождения во взглядах, что связано со сложностью самого феномена культуры.
Выявление культурных черт тесно связано с определением понятий культуры и цивилизации (а следовательно, и цивилизационных макрорегиогнов). Как известно, впервые концепцию локальных цивилизаций ("культурно-исторических типов") предложил Н. Я. Данилевский [9]. Развивали эту концепцию О. Шпенглер, А. Тойнби, С. Хантингтон, О. Платонов и др. Не останавливаясь на противоречиях в определениях, замечу только, что наиболее значимым индикатором культуры является стереотип поведения, основу которого составляет менталитет, система ценностей, миропонимание, мораль, нравственность, национальный характер – наиболее стабильные параметры, которые изменить практически невозможно. Можно лишь приспособиться к другой культуре, проявив к ней толерантность. Такие признаки, как язык, религия, способы и орудия производства, важны и действительно имеют пространственные различия, однако менее стабильны и представляются в данном случае формальными, поскольку могут взаимодействовать, заимствоваться и меняться. Их выявление гораздо важнее для мезо- и микрорайонирования. В выделенных макрорайонах пространство может быть мозаичным.
Еще одним важным индикатором являются культурные ландшафты в широком смысле – так, как их понимают, например, Ю. А. Веденин [10] или В. Н. Калуцков [11]. Резко различаются культурные ландшафты России и стран Балтии, России и Китая, Белоруссии и Польши, а между культурными ландшафтами в приграничных Российско-Казахстанской или Российско-Белорусской полосе нет существенных различий. Культурно-ландшафтный подход достаточно адекватен и весьма географичен.
Многие авторы полагают, что дифференциацию культурного пространства можно провести на основании самоидентификации населения (например [12]). С этим можно согласиться лишь с большими оговорками. Этот подход весьма субъективен. Самоидентификацию населения необходимо использовать как важный, но не единственный метод районирования, кроме того, важна методика ее выявления.
По данным опроса Фонда «Общественное мнение», в конце 1990-х годов более 1/3 россиян идентифицировало Россию как европейскую страну, около 1/5 – как евразийскую, несколько процентов – как азиатскую и 40% затруднились ответить на этот вопрос [7]. Как видно из результатов опроса, общественное мнение в данном случае разделилось.
Какие причины лежат в основе такой самоидентификации и можем ли мы на ее основе делать вывод о месте России в системе культурных макрорайонов мира? Не является ли главной причиной самоидентификации 1/3 российского населения, многие из которых даже не бывали в европейских странах, привлекательность западного уровня жизни под влиянием средств массовой информации? Действительно ли они являются представителями западной цивилизации? И почему 40% россиян затруднились ответить на вопрос? Существующая точка зрения об аспатиальности сознания россиян, об отсутствии какого-либо регионального самосознанания вообще и как следствие – об отсутствии цивилизационной самоидентификации не выдерживает критики [13]. Иногда говорят даже о российской патологии [14]. Все же корректнее говорить о российской специфике.
Для достоверного выявления самоидентификации российского населения недостаточно прямых вопросов. Опросник должен включать вопросы, помогающие выявить приверженность тем или иным цивилизационным ценностям. Выборка должна быть репрезентативной и охватывать разные слои населения. Если включить вопросы другой категории (например, согласны ли люди с отменой смертной казни, хотят ли они «мочить врагов в сортирах», готовы ли отказаться от дружеских компаний с застольями, считают ли конкуренцию важнейшим элементом общественно-государственного устройства, ставят ли личные интересы выше общественных, и т. д.), результаты таких опросов будут иными.
Интересны результаты опроса, проведенного с учетом вышесказанного среди оренбургских студентов: 55,6% принявших участие в соцопросе идентифицировали Россию как евразийскую страну, 25% – как европейскую и 19,4% – как самобытную, не принадлежащую ни к одной из цивилизаций. Как азиатскую страну Россию не идентифицировал никто. Интересен анализ ответов респондентов, идентифицировавших Россию как европейскую страну, на уточняющие вопросы: 100% участников опроса полагают, что террористов следует «мочить в сортирах», 44,4% уверены, что смертная казнь в России необходима, 77,7% утверждают, что конкуренция (основа западной цивилизации) для России неприемлема, 66,7% считают нормой, что мужчина – глава семьи, большинство студентов неоднозначно относятся к накоплению богатства. Иными словами, западные ценности для людей, идентифицирующих Россию как западную страну, неприемлемы. Какие выводы напрашиваются?
В российских людях укоренилось представление о «лестнице культур». Считается, что европейская техногенная цивилизация наиболее развита. Часть населения предпочитает считать себя европейцами, т. е. цивилизованными, прогрессивными людьми. Привлекательно лидерство в области техники и экономики, высокий уровень жизни. Сформировался устойчивый комплекс неполноценности относительно принадлежности к своей собственной стране. Однако вряд ли правомерно говорить о более высоком статусе европейской культуры. Есть примеры высокого уровня жизни в восточных странах. «Как известно, незападные культуры, в частности великие культуры Востока, развивали другую стратегию, делающую акцент не на технологиях, преобразующих внешнюю среду, а на технологиях, преобразующих внутренний духовный мир человека, систему самооценок, устремлений и мотиваций» [15. С. 16]. Это хорошо известно, и в рамках данной статьи не обсуждается. Тем не менее, в основе доказательств «западников» лежит именно тезис о неравенстве культур. Европоцентрическое мировосприятие предполагает представление о европейской культуре как о высшей стадии развития общества. Другие культуры рассматриваются как маргинальные, причем в самом негативном смысле этого понятия. О маргинальности евразийского мира евразийцев, в частности, говорит В. Л. Каганский [2]. Однако евразийцы имели в виду не аутсайдерские позиции евразийской цивилизации, а взаимодействие и взаимовлияние культур. И в этом смысле маргинальность выступает как фактор развития особой, специфической цивилизации, представляющей собой мультикультурное полиэтничное сообщество, сформировавшееся в определенном вмещающем ландшафте под воздействием целого ряда историко-географических, социально-политических, демографических, экономических и других факторов. Маргинальность положения предполагает формирование маргинального сознания, т. е. сознания взаимодействия и контактов. Это позитивная маргинальность. Характерно, что, несмотря на обвинения «западниками» «евразийцев» в реверансе в сторону Азии, сторонников азиатского пути развития России среди них нет, есть сторонники сотрудничества.
Сторонники сепаратизма и противники «имперских» размеров России мотивируют свою точку зрения благими намерениями в отношении России и соседних государств. Так, Б. Б. Родоман утверждает: «Своими размерами, географическим положением и историческим прошлым Россия обречена на геополитическое одиночество, поскольку принципиально неспособна к равноправному сотрудничеству с окружающими ее сравнительно небольшими странами, не только из-за шовинизма, реваншизма и имперской паранойи, пронизывающих все российское общество и остающихся почти официальной идеологией силовых ведомств, но, главным образом, из-за уникальной величины территории и, соответственно, огромного объема сырьевых ресурсов. Медведь, даже самый добрый, не может ужиться в одном теремке с зайцами, он их невольно обидит и подавит. Такие неуклюжие, недипломатические движения совершаются ежедневно и шаг за шагом отделяют Россию от некогда «братских» соседних стран. Вопреки их экономической целесообразности постсоветское пространство продолжает раскалываться, а самым перспективным видом производства в России наряду с гонкой вооружений может стать изготовление колючей проволоки» [16. С. 300].
При всем уважении к маститому географу приходится усомниться в правильности и объективности такого подхода. Возникает вопрос: что же главное для России – ее национальные интересы или боязнь обидеть (нечаянно) соседей? Для чего мы должны поступиться своей территорией? Главное – соблюсти интересы своих граждан. Что дал нашим гражданам распад СССР и появление новых границ? Массу проблем, связанных, например, с поездками в соседний регион к родственникам или знакомым, ощущение себя чужаками на родине (а для нынешнего поколения русскоязычных эти республики – родина, другой они не знают). Формирование многих внутренних границ СССР и России было формальным. Достаточно вспомнить историю формирования Российско-казахстанской границы, чтобы подтвердить это положение.
С другой стороны, почему непременно «большой медведь» должен раздавить мелких соседей? Это вовсе необязательно, все зависит от политики руководителей государства. Есть масса примеров многовекового вполне самостоятельного существования небольших стран в непосредственной близости от более крупных соседей. Дальнейший распад Российского государства, к которому призывают нас некоторые «западники», несомненно, приведет к углублению и расширению этносоциальных и этнотерриториальных конфликтов, неизбежно возникнут новые проблемы, связанные с границами, с миграциями, с разделением семей, и поэтому аналогичные призывы представляются, по меньшей мере, неразумными. Кстати, этот вопрос – вопрос обоснования оптимальных размеров территории России – уже имел место в научной литературе. В 1918 году, после заключения Брестского мира, вышла небезызвестная статья А. Пенка, в которой автор, используя географическую аргументацию, предпринял попытку обосновать оптимальные (т. е. гораздо меньшие, чем были) размеры территории России и тем самым оправдать результаты Брестского мира в глазах мировой общественности [17]. Согласно его взглядам, значительные части европейской части российского пространства на самом деле ей не должны принадлежать.
Таким образом, Россия в широком смысле в системе культурного макрорайонирования представляет особый мир (от его названия суть не меняется). Этот мир обладает рядом особенностей, единством территории, целостностью, единством исторических судеб и из этого следует исходить при выборе путей его дальнейшего развития.
Библиографический список
1. Мягков С. М. Социальная экология: этнокультурные основы устойчивого развития. – М.: НИиПИ экологии города, 2001.
2. Каганский В. Л. Кривда и правда евразийства (Смысл и статус евразийской концепции пространства России // Общественные науки сегодня. – 2003. – № 4. – С. 63–80; – № 5. – С.70–84.
3. Кайманов С. В. Российская цивилизационная система и переходная экономика // Природа и ментальность: Серия «Социоестественная история. Генезис кризисов природы и общества в России». Вып. XXIII. – М.: Московский Лицей, 2003. – С. 217–232.
4. Касьянова К. О русском национальном характере. – М.: Ин-т нац. модели экономики, 1994.
5. Ключевский В. О. Русская история: Полный курс лекций в 3 кн. – М.: Мысль, 1995.
6. Лосский Н. О. Характер русского народа. – Кн. 1. – М.: Ключ, 1990.
7. Пантин В. И. Проблемы и поиски национально-цивилизационной идентичности в современной России // Природа и ментальность: Серия «Социоестественная история. Генезис кризисов природы и общества в России». Вып. XXIII. – М.: Московский Лицей, 2003. – С.205–206.
8. Чернов М. Запад разворачивается против России // http://www.rbcdaily.ru/news/policy/index.shtml?2004/03/12/52329
9. Данилевский Н. Я. Россия и Европа. – М.: Книга, 1991.
10. Веденин Ю. А. Очерки по географии искусства. – М.: Российский научно-исследовательский институт культурного и природного наследия, 1997.
11. Калуцков В. Н. Основы этнокультурного ландшафтоведения: Учеб. пособие. – М.: Изд-во МГУ, 2000.
12. Манаков А. Г. Подходы к историко-культурному районированию староосвоенных территорий // География на рубеже веков: проблемы регионального развития. Т. 3. – Курск, 1999. – С. 77–79.
13. Крылов М. П. Социокультурный регион в Российском цивилизационном контексте // География на рубеже веков: проблемы регионального развития. Т. 3. – Курск, 1999. – С.27–37.
14. Теоретическая политология: мир России и Россия в мире. – М.: Издательство МГУ, 2000.
15. Панарин А. С. Система и культура: на пути обретения больших целей // Анализ систем на пороге XXI века: теория и практика: Материалы международной конференции. Москва, 27–29 февраля 1996 г. Том I. – С. 12–22.
16. Родоман Б. Б. Государственные границы в СНГ и приграничная политика // Поляризованная биосфера: Сборник статей. – Смоленск: Ойкумена, 2002. – С. 298–302.
17. Penk A. Die naturlichen Grenzen Rublands // Meereskunde. 1918. Heft 1. Berlin. – S. 1–39.
<< Содержание номера
<< Архив
Дата последнего обновления: 18:58:40/24.02.24
|
|
 |
| |
|
| |
|
|
|
| |
|
|
|
| |
 |
ИАА "Информ-Экология" |
|
 |
| |
|
| |
|
|
| | |
| |
|
|
|
| |
|
Министерство природных ресурсов Российской Федерации |
|
|
| |
|
| |
|
|
| | |
| |
|
|
|
| |
|
Счётчик |
|
|
| |
|
| |
|
|
| | |
|
